А.А. Крол «Египет первых фараонов»

В нижеследующих главах мы по возможности кратко изложим историю Египта раннединастического периода, охватывающую время первых двух династий.

Согласно античным источникам первым правителем египетского государства был царь Мина или Менес.

КЕМ БЫЛ МЕНЕС?

Имя царя Менеса неизвестно из источников раннединастического Периода. Впервые оно упоминается в списках египетских правителей, составленных при XVIII династии, и выписывается как mnj. В произведениях классических авторов имя первого правителя Египта звучит как: Менес, в сочинении Манефона, как Менас у Диодора Сицилийского, а в Истории Геродота — как Мен (Allen, 1992, с. 19).

Идентификация правителя, объединившего Египет и основавшего столицу в Мемфисе, является предметом многочисленных гипотез. Ряд ученых склоняются к той точке зрения, что под именем Менеса в памяти потомков сохранились деяния Хора Нармера или Хора Аха (Midant-Reynes, 2000a, с. 248; Wilkinson, 2001, с. 68). По мнению В. Викентьева, не один, а несколько правителей раннединастического времени могут быть идентифицированы с Менесом, поскольку это встречается на документах, относящихся к различным правлениям Тинитского царства (Vikentiev, 1942, с. 290-294). Исследователь Ф. Дершен  отверг существование Менеса в качестве некогда правившего царя Египта. По мнению ученого, имя Менес, происходящее от слова mn, которое означало не идентифицированное личное имя (Wb. 1 65), использовалось для обозначения любого царя, от чьего имени проводились религиозные церемонии. В этом качестве mn, может быть переведено как «некто», «имярек» (Dershain, 1966, с. 31-36). Согласно гипотезе Ж. Веркуттера, в царских анналах XVIII династии царь Мени может означать бога-покровителя этого царского дома Амона, который согласно царской идеологи того времени мог считаться первым фараоном Египта (Vercoutter, 1990, с. 1025-32).

Наконец, в последнее время Д. Алленом была высказана гипоте­за, согласно которой имя Менес происходит от названия столицы Египта Мемфиса. Первоначально, как известно, город назывался jnbw-hdw («Белые стены»), однако в правление XVIII династии пере­нял имя заупокойного комплекса Пепи I, расположенного в Саккаpa, mn-nfr pjpj («Прекрасная пирамида Пепи»). Называя первого пра­вителя Египта mnj, египтяне Нового царства, возможно, желали увязать воедино два важнейших события в начальной истории стра­ны — объединение Дельты с Долиной и основание столицы Мемфи­са (Allen, 1992, с. 21).

ПРАВЛЕНИЕ ХОРА НАРМЕРА (СОМА)[1]

Прочтение имени этого фараона до сих пор является загадкой. Оно состоит из двух иероглифических знаков. Первый изображает ниль­ского сома и может быть прочтен как nr, второй представляет резец (стамеску) и может быть озвучен как mr. [илл. 28].

Столь странное сочетание двух слов в имени фараона «Сом-резец» получило ряд символических интерпретаций. Д. Редфорд считает, что оно означа­ет «Свирепый сом»; В. Хельк переводит имя правителя как «Злобный сом»; Голдвассер как «Сом резец» (Ray, 2003, с. 132).Наконец, в по­следнее время Гедике была высказана точка зрения, согласно кото­рой вторая составляющая имени, иероглиф, изображающий стамес­ку, имеет фонетическое значение тп и является эпитетом «превосходный» (Ray, 2004, с. 111). Первый иероглиф, изображаю­щий сома, представляет собой семитское слово, служащее для обо­значения «воителя» и употребляемое в таком значении в описании Кадешской битвы Рамзеса II. Целиком имя правителя, по мнению Гедике, должно быть, таким образом, прочитано как «Превосходный Воитель Хора» (Ibid.). В российской египтологии имя Нармера также вызывает разночтения. Его называют и Хором Сомом (Ю.Я. Перепелкин) и даже Хором Сомаком (Д.Б. Прусаков). Проблема с но­менклатурой первого правителя единого Египта определяется тем, что на многих серехах с именем Нармера, начертанных, например, на сосудах и имеющих таким образом исключительно утилитарное значение, знак резца не выписывался. Это означает, что знак mr имел вспомогательное значение и мог быть опущен. Однако и иероглиф, изображающий сома, в имени Нармера порой уступает место другим знакам. Так, на печати, недавно найденной германскими археолога­ми в Абидосе, в серехе, принадлежавшем Нармеру, выписан знак рез­ца, а вместо сома изображена шкура животного с закрученным хво­стом (Ray, 2003, с. 134-135). Проблему выяснения истинного имени первого царя объединенного Египта усложняет и тот факт, что в древности Нил населяло несколько видов сома, каждый из которых, it свою очередь делился на подвиды. При этом все они имели разные названия (Op. cit., с. 137-138).

Нам представляется, что вплоть до выяснения истинного имени первого правителя I династии, если подобное когда-либо произойдет имеет смысл называть его тем именем, которое за долгое время проч­но закрепилось за ним в египтологической литературе.

Согласно устоявшейся в египтологии точке зрения Нармер был первым правителем объединенного Египта [илл. 26]. Эта заслуга при­писывается ему на основании интерпретации событий, запечатлен­ных на знаменитой Палетке Нармера.

Согласно Манефону, правители I и II династии были выходца­ми из Тина. Сложно утверждать наверняка, что там располагалась Резиденция Нармера, однако он, безусловно, имел прочные связи с этим городом, о чем свидетельствует хотя бы тот факт, что он был погребен на некрополе в Абидосе (Wilkinson, 2001, с. 67). Другая, вероятно, основная резиденция Нармера располагалась в Мемфисе, который был им основан во время одного из походов на Север (Мемфис: «Весы Обеих Земель», «Где находилась самая древняя сто­лица Египта?»). Активное присутствие Верхнего Египта в Дельте в период правления Нармера, подтверждается многочисленными на­ходками сосудов, помеченных серехом правителя на городищах дельты (Буто, Телль Ибрагим Авад, Миншат Абу Омар) (Op. cit., с. 69). Политические амбиции Нармера, однако, не ограничивались Нижним Египтом, но простирались и на регион Передней Азии. Здесь, на территории современного Израиля, были раскопаны поселения, которые по найденным в них предметам материальной культуры были определены как египетские колонии (Levy, van den Brink, 2002, с. 20).

ПРАВЛЕНИЕ ХОРА АХА (БОЙЦА)[*]

Имя этого фараона, наследовавшего трон после Нармера, может быть переведено как Хор Боец или Хор Воитель [илл. 27].

Можно пред­положить, что Хор Аха был сыном Нармера и царицы Нейтхотеп, ибо в гробнице последней на некрополе Нагада было найдено множество печатей и ярлыков, отмеченных серехом Хора Аха (Op. cit., с. 70). Это, в свою очередь, может означать, что между Хором Нармером и цари­цей Нейтхотеп был заключен династический брак, который обеспе­чил политический альянс Тинитского царства и царства с центром в Нагаде при безусловном доминировании Тина (Ibid.).Насколько можно судить по дошедшим до нас источникам, прав­ление Хора Аха не было событийно насыщенным. Мемфис, очевид­но, окончательно утверждается как административный центр объеди­ненного государства. В Северной части Саккарского плато, где располагался столичный некрополь, появляются первые мастаба — элитные погребения, в которых были захоронены вельможи, зани­мавшие высшие посты в государстве и, очевидно, являвшиеся родст­венниками царя. Сам Хор Аха по традиции был погребен на родовом могильнике в Абидосе (Ibid.). (Некрополь Абидоса)

Среди внешнеполитических событий правления Аха значимой яв­ляется военная экспедиция в Нубию, о которой повествуют изобра­жения на костяном ярлыке (Op. cit., с. 71). Южное направление экс­пансии было симметричным движению в Дельту и имело целью устранение посредников в торговле с центральноафриканским реги­оном и установление контроля над золотоносными районами Нубии.

Хором Аха был отпразднован, по крайней мере, один хеб-сед, как о том свидетельствует надпись на глиняной тарелке, найденной в од­ной из галерей под Ступенчатой пирамидой Джосера.

ПРАВЛЕНИЕ ХОРА ДЖЕРА (ХВАТА)

Согласно различным реконструкциям надписей на Палермском Кам­не царствование Хора Джера было относительно долгим [илл. 2].

2. Погребальная стела фараона Джера из Абидоса. Известняк. Каирский музей.

Согласно Каирскому фрагменту царских анналов, оно продолжалось де­вять лет. Примечательным событием этого царствования можно считать поход против страны śt.t (Сечет), которая локализуется либо в Южной Палестине, либо на Синае (Wilkinson, 2001, с. 71)[2].Он, очевидно, был единственным военным предприятием прав­ления Джера, о котором сохранились свидетельства. Рельеф из Гебель Шейх Сулейман в Нижней Нубии, изображающий избиение ме­стных жителей, ранее датировался годами правления Джера; однако в последнее время это мнение было пересмотрено и время изготов­ления рельефа отнесено к додинастическому периоду (Murnane 1987, с. 285).

Третий правитель I династии был погребен на родовом кладбище в Умм эль-Каабе (Абидос), причем вместе с ним были захоронены 338 слуг и женщин гарема (Человеческие жертвоприношения в Египте).

От времени правления Джера не сохранилось свидетельств о праздновании хеб-седа.

ПРАВЛЕНИЕ ХОРА ДЖЕТА (ЗМЕИ)

Фараон правил не более двадцати лет (Wilkinson, 2001, с. 73). Годы его царствования, очевидно, не изобиловали событиями. Однако заупо­койные памятники Джета представляют безусловный интерес. Дело в том, что помимо относительно скромной гробницы фараона в Абидо­се ему приписывают и огромное погребальное сооружение в Саккаре.

Подземная часть гробничного комплекса состоит из большого котлована, вырубленного в грунте и разделенного перекрестными стенами на пять помещений, центральное из которых предназначалось для склепа. Его стены изначально были обиты деревянными панелями, украшенными полосками из золотых пластин. В этих пяти комнатах имелись хранилища, располагавшиеся вдоль восточной и западной сторон, а все подземное сооружение, погребальная камера и вспомо­гательные помещения были покрыты деревянным настилом. Обшир­ное надземное помещение было внутри пустым и делилось на сорок пять хранилищ, а его наружная стена была украшена обычными ус­тупчатыми панелями. Чертой надземной архитектуры, не характерной для более ранних погребений I династии, была низкая скамья, окру­жавшая гробницу, на которой было установлено примерно 300 бычь­их голов, вылепленных из глины, но с настоящими рогами» [илл. 14]. (Эмери, 2001, с. 74).

Внушительный размер гробницы Хора Джета на Саккарском не­крополе, превосходящий размер погребения того же царя в Абидосе до сих пор является важным аргументом в устах ученых, которые счи­тают именно Саккарский некрополь царским могильником раннеди-настического периода. (Саккара или Абидос?).

К настоящему времени не найдено никаких свидетельств празд­нования Хором Джетом хеб-седа.

ПРАВЛЕНИЕ ХОРА ДЕНА (ПРОСТИРАТЕЛЯ)

Считается наиболее значимым в истории I династии. По числу сохра­нившихся памятников царствование Дена, бесспорно, относится к числу наиболее документально освещенных правлений первого цар­ского дома (Wilkinson, 2001, с. 75).

В правление Дена происходят существенные изменения в царской идеологии. К списку царских имен прибавляется новое имя, которое характеризует его как правителя Верхнего и Нижнего Египта (nśw.t-bj.t) (Царские имена). Появление этого имени, вероятно, стало след­ствием успешного процесса консолидации обеих частей Египта в еди­ное государство.

Об укреплении центральной власти государства свидетельствует значительное увеличение числа вельможеских гробниц. Из-за недо­статка места на некрополе Саккара многие царские чиновники были погребены на вновь устроенном элитном некрополе в Абу-Раваше. В общей сложности, более тридцати элитных погребений вельмож от­носятся к времени правления Хора Дена (Op. cit, с. 76). Об укреплении царской власти над объединенным царством свидетельствует и упомянутая в Палермском камне под X + 16 годом «перепись всех, проживающих на Западе, Севере и Востоке» (Ibid.)[3].

Гробница Дена была раскопана в Абидосе. Ее отличает ряд новшеств, которые стали активно использоваться в последующей погре­бальной архитектуре (Wilkinson, 2001, с. 75). Важно, что гробница Де­на в Абидосе, которая по реконструкции Эмери могла достигать размеров 23,5 х 16,4 м, оказывается практически в два раза меньше раскопанной тем же Эмери гробницы № 3035 саккарского некропо­ля, приписываемой «канцлеру» Хемака, но при этом имеющей разме­ры 57,3 х 26 м. По мнению английского археолога, царская гробница не могла быть меньше гробницы подвластного ему чиновника, пусть даже и высшего ранга. На этом основании Эмери предложил считать гробницу № 3035 в Саккара подлинным местом погребения самого Хора Дена (Эмери, 2001, с. 78).

Ко времени правления Дена относится множество памятников, отличающихся высоким художественным вкусом и качеством изго­товления.

Недавно германскими археологами, работающими на некрополе Абидоса, был найден черепок известнякового сосуда, надпись на ко­тором упоминает второй хеб-сед фараона (Dreyer, 1990, с. 80, fig. 9, pi. 26.d).

ПРАВЛЕНИЕ ХОРА АДЖИБА (ЦЕЛОСТНОГО СЕРДЦЕМ)

В сравнении с той большой (по раннединастическим меркам) инфор­мацией, которой мы располагаем относительно царствования Дена, о его преемнике Аджибе известно относительно мало. Ему приписыва­ют долгое правление на том основании, что им было отпраздновано, два хеб-седа (Grimm, 1985, с. 93). Такое предположение основывает­ся на «классическом правиле празднования хеб-седа» (Хеб-седный пе­риод), которое, по нашему мнению, никак не может быть применено к Тинитскому периоду. При правлении первых двух династий празд­нование хеб-седа определялось реальными событиями политической истории страны, а не продолжительностью царствования фараона. Таким образом, из того факта, что Аджиб отпраздновал два хеб-седа, вовсе не следует, что он процарствовал, по крайней мере, 33 года. По мнению исследователя П.Каллони, Аджиб находился у власти не бо­лее 10 лет (Kaplony, 1975, Sp.63).

В правление Аджиба происходит дальнейшее развитие царской погребальной архитектуры. Местом погребения фараона считается скромная по размерам (16,4 х 9 м) гробница в Умм эль-Каабе. Одна­ко, по мнению У. Эмери, не она, а гробница № 3038 в Саккарском некрополе была истинным местом захоронения Аджиба[4].

В пользу этого, по мнению ученого, свидетельствуют как размеры сооружения (37×13,85 м), так и новшества в архитектуре гробницы (Эмери, 2001, с. 85). Они заключаются в том, что внутри традиционной прямоуголь­ной платформы, украшенной в стиле дворцового фасада, скрывался могильный холм, имеющий форму ступенчатой пирамиды. Ряд ис­следователей предполагают, что гробница № 3038 может быть рассмо­трена как начальный этап архитектурного эксперимента, который за­вершился созданием Ступенчатой пирамиды Джосера (Эмери, Ibid.; Wilkinson, 2001, с. 78).

ПРАВЛЕНИЕ ХОРА СЕМЕРХЕТА (ДРУЖЕСТВЕННОГО УТРОБОЮ)

Было, вероятно, самым коротким в истории I династии. Он царство­вал всего девять лет. Каирский фрагмент царских анналов, а также ярлыки не содержат информации о событиях сколько-нибудь выда­ющихся из общего для всех правителей Тинитского периода набора царских церемоний.

Интерес представляет гробница Семерхета в Абидосе. В ней по­гребальная камера фараона и захоронения слуг и дам гарема пере­крыты единой надземной структурой. По мнению Уилкинсона, это является воплощенной в архитектуре сознательной попыткой под­черкнуть власть правителя распоряжаться жизнью и смертью поддан­ных (Wilkinson, 2001, с. 80).

Короткое царствование Хора Семерхета, возможно, ознаменовалось празднованием хеб-седа. Этот праздник упомянут на фрагменте сосуда из горного хрусталя, найденного Питри в гробнице Семерхета (Petrie, 1900, с. 20; Илл. VII, 4).

ПРАВЛЕНИЕ ХОРА КАА (ВЫСОКОГО РУКОЮ)

Согласно погодовым записям Каирского фрагмента и табличкам-названиям годов, оно было наполнено традиционными событиями, такими как: «доставка леса для царских мастерских», «основание культовых со­оружений», проведение различных религиозных торжеств, таких, на­пример, как бег Аписа и праздник Сокара (Wilkinson, 2001, с. 81).

Фараону Каа принадлежит последняя среди правителей I династии гробница на родовом кладбище в Абидосе [илл. 31].

31. Надгробная стела фараона Ка из Абидоса. Каирский музей (фото С. Иванова)

Надписи на фрагментах каменных сосудов из подземных галерей ступенчатой пирамиды Джосера свидетельствуют о том, что Каа за свое царствование отпраздновал два хеб-седа.

ВТОРАЯ ДИНАСТИЯ

Правление II династии, пришедшей к власти после смерти Каа и царствовавшей до вступлением на престол Нечерихета (Джосера), относится к числу наименее освещенных источниками периодов в исто­рии Египта. Исключение составляют лишь правления последних двух царей второго царского дома: Перибсена [илл. 30] и Хасехем(уи).

30. Надгробная стела Перибсена из Абидоса. Каирский музей (фото С. Иванова)

Вероятно, утверждение власти II династии было вполне мирным. И пользу этого может свидетельствовать находка оттиска печати Хетепсехемуи (Умиротворивший Две Силы śhm) — первого правителя II династии — в гробнице Каа в Абидосе, перераскопанной (после Амелино и Питри) Германским археологическим институтом в Каи­ре в 1991-1992 гг. По мнению германских археологов, эта находка может свидетельствовать о том, что Хетепсехемуи достроил гробницу своего предшественника, тем самым, выразив полную преемствен­ность правлению I царского дома (Bard, 2000, с. 85).

Бесспорна последовательность царствований первых трех фарао­нов второго царского дома: Хетепсехемуи, Небра (Ра — (мой) влады­ка) и Нинетчера (Богоподобный), чьи имена именно в такой после­довательности начертаны на плече статуи жреца Хетепдиэфа, отправлявшего заупокойный культ фараонов (Wilkinson, 2001, с. 83). Вероятно, что первые два правителя II династии были погребены в двух огромных (каждая более 100 м длиной) подземных галереях, рас­копанных к югу от Ступенчатой пирамиды Джосера в Саккара (Bard, Op. cit., с. 85). Гробница же Нинетчера, видимо, находилась на том месте, где сейчас возвышается пирамида Джосера, который разрушил надземные постройки гробницы третьего правителя II династии, а ее галереи включил в подземную структуру своей пирамиды.

Возможно, что в правление Нинетчера страна вновь раскалывает­ся на две части. Во всяком случае, памятники, помеченные именем этого фараона, не встречаются нигде помимо Мемфиса (Wilkinson, 2001, с. 85). Кроме того, в записях Палермского камня под 13-м го­дом правления Нинетчера значится «Разрушение городов Шемра и Ха». Название последнего города У. Эмери переводит как «Дом Се­вера», а сама запись, по мнению ученого, может свидетельствовать о гражданской войне, бушевавшей в стране (Эмери, 2001, с. 99). Веро­ятно, децентрализация Египта была в какой-то мере вызвана низки­ми разливами Нила, отмеченными Палермским камнем в конце прав­ления I династии (Bell, 1970, с. 570).

Скорее всего, страна была разделена на Северное и Южное цар­ства вплоть до правления последнего фараона II династии Хасехем(уи), которому удалось восстановить единство государства.

Что касается празднования хеб-седов, то, вероятно, лишь два пра­вителя второго царского дома отмечали этот праздник: Нинетчер, как о том свидетельствует его статуя, изображающая фараона в хеб-седном одеянии (Simpson, 1956, с. 45-49), и Хасехемуи.

Параллельно процессу сложения двуединого государства шел про­цесс идеологизации происходящих политических и социальных изме­нений; формировался символический язык царской идеологии, при­званный описывать принципы власти фараона. Этот язык менялся по ходу долгой истории страны, как и египетский разговорный язык, од­нако основы его «грамматики» остались незыблемыми на протяжении трех тысячелетий.

Создание двуединого государства и выработка механизмов его функционирования явились главными событиями раннединастической истории Египта. Двуединство стало символом гармонии и поряд­ка, сбалансированности и равновесия, универсальной моделью мироздания. Его центр находился в Мемфисе, столице объединенного цар­ства, расположенной ровно в том месте, где Долина смыкается с Дельтой. Мемфис стал замковым камнем нового государства, «веса­ми обеих земель» как сами египтяне называли город. Здесь же фара­оны отмечали и праздник, основным назначением которого было ри­туальное закрепление единства двух частей единого государства, хеб-сед.

Глава «Традиционный взгляд на Хеб-Сед»

Согласно ставшему уже классическим определению хеб-седа, лишь с небольшими вариациями кочующему из публикации в публикацию, это был праздник (Праздник на Востоке) обновления царских сил, подтверждения божественного происхождения царя и, таким обра­зом, его права на престол. Также было высказано предположение, что хеб-сед был церемонией, которая заменила умерщвление правителя по достижении им преклонного возраста или утраты им космической силы (Jimenez, 2002, с. 43).

Эти определения стали столь аксиоматичными, зазубренными фразами, что теперь уже воспринимаются как некая неоспоримая данность. Тем не менее, такое понимание хеб-седа сформировалось не более ста лет назад (Когда Европа узнала про хеб-сед?) и, как нам представляется, имеет безусловный смысл попытка разобраться, на­сколько этот преклонных лет тезис соответствует нынешнему уровню наших знаний о древнем Египте.

Во всех современных исследованиях по египтологии, в которых авторы, так или иначе, касаются вопросов, связанных с царским юби­леем, приводится гипотеза, высказанная в начале века знаменитым английским археологом Ф. Питри. Ученый считал, что «в дикий доис­торический век египтяне, как и многие другие африканские и индей­ские народы, убивали своих царей-жрецов через установленный про­межуток времени, для того чтобы дать возможность молодому царю в расцвете жизненных сил поддерживать царство в состоянии процве­тания» (Petrie, 1906a, с. 380). Однако впоследствии этот обычай был заменен. «Старый», исчерпавший запас жизненных сил, царь во вре­мя празднования хеб-седа обожествлялся в образе Осириса: подобно тому, как Осирис погиб и восстал из мертвых, царь умирал и воскре­сал вместе с богом, с которым он отождествлялся. Другими словами, основной задачей хеб-седа, по мнению Питри, было обновление ви­тальных сил фараона через смерть и последующее возрождение (Ibid.)

Идеи, высказанные Ф. Питри, который пользовался огромным авторитетом среди египтологов, на долгие годы стали основой понима­ния хеб-седа. Ученица Питри М. Мюррей посвятила специальное ис­следование доказательству того, что в Древнем Египте существовала практика убийства царя. Для этой цели она использовала собранные шилийским этнографом Дж. Дж. Фрэзером сведения о сходных обы­чаях, бытовавших у соседних с Египтом народов; речения из Текстов Пирамид и Книги Мертвых; памятники, связанные с празднованием хеб-седа; современные обычаи (Murray, 1914, с. 18).

Доказательством того, что во время юбилея имело место ритуаль­ное убийство, по мнению Мюррей, служит полная идентичность оде­яния Осириса, царя мертвых, погибшего от руки своего брата Сета, и хеб-седного одеяния царя. Отличительными знаками Осириса исследовательница считала инсигнии власти, которые держит в руках царь Во время ритуала хеб-седа (Op. cit., с. 21).

Однако предложенное английской исследовательницей толкование ряда положений, связанных с праздником сед, не было еди­нодушно признано среди египтологов. По мнению А. Гардинера, идентификация справляющего юбилей царя с Осирисом — обожествленным владыкой мертвых — выглядит нелогичной. Во время ритуа­ла хеб-седа, как и в весь период земного правления, царь, прежде всего, отождествлялся с Хором — богом-соколом (Gardiner, 1915, с. 124). Не обосновано, по мнению ряда египтологов, так же утверждение о том, что одеяние и инсигнии власти царя, празднующего юбилей, были заимствованы у Осириса. Египтолог Гриффитс справедливо от­мечал, что при хеб-седном беге царь всегда изображен одетым в Короткую «юбку», к которой сзади прикреплен длинный хвост. В ико­нографии Осириса подобный наряд очевидно отсутствует. Отсутствуют и изображения Осириса в двойной короне; напротив, во многих сценах хеб-седа именно ею увенчана голова фараона. Что же касает­ся инсигнии nhhw и скипетра hk3, то они, по мнению исследователя, изначально составляли часть иконографии фараона и лишь затем стали атрибутами Осириса (Griffiths, 1955, с. 127-128). Существует также предположение, согласно которому хеб-седное одеяние фараона бы­ло заимствовано у бога Птаха — главного бога Мемфиса, где распо­лагалась столица Египта в эпоху Древнего Царства — и лишь значительно позднее, в пору, когда произошло слияние Птаха и Осириса в образе Птаха-Сокара-Осириса, иконография Осириса стала сопоставимой с царской (Barguet, 1953, с. 110-111).

Так же может быть оспорена и распространенная в начале века точка зрения, согласно которой Упуат в ритуале хеб-седа играл роль бога — проводника умершего по загробному царству. В одном из сво­их исследований К. Зете наглядно продемонстрировал связь, сущест­вовавшую в Тинитскую эпоху между Упуатом и «спутниками Хора». По мнению ученого, «открыватель путей» был воинственным богом, ведшим правителей Иераконполя к победе (Sethe, 1922, с. 58) (Назва­ние праздника Сед).

Гипотеза, согласно которой хеб-сед представлял собой праздник обновления витальных сил фараона, была также поддержана А. Мо­ре. Однако некоторые идеи исследователя, несмотря на их ори­гинальность и остроумие, слабо подтверждены фактами. Так, на­пример, Море предполагал, что во время хеб-седных ритуалов обновления жрец, замещавший царя, заворачивался в шкуру прине­сенного в жертву животного и принимал позу ребенка в утробе ма­тери. Когда же жрец скидывал шкуру, это означало, что царь, кото­рого он замещал, возродился для новой жизни. В знак успешного завершения ритуала царь прикреплял на свое одеяние хвост жертвен­ного животного, что и дало название празднику — праздник хвоста (Moret, 1902, с. 189).

В современных исследованиях по хеб-седу ученые избегают опи­сания столь сомнительных подробностей ритуала. Однако общее вос­приятие этого праздника существенно не изменилось по сравнению с концепцией, предложенной Питри. Так, например, по мнению В. Хелька, празднование хеб-седа на 30-м году правления свидетельст­вует о том, что первоначально период исполнения функции вождя был ограничен. По достижении старым правителем определенного возраста его умерщвлял молодой претендент на власть (Helck, 1954a, с. 410). Первоначально обряд хеб-седа, как считал ученый, включал погребение престарелого вождя накануне юбилейных ритуалов. Од­нако впоследствии, уже в «исторические» времена, по мнению Хель­ка, и «старый» и «новый» правители во время празднования хеб-седа различались лишь как истратившее свой запас витальных сил и обно­вившееся воплощения одного и того же правителя. Поэтому погреба­ли не самого царя, а его прежнее воплощение в образе статуи (Helck, Op. cit., с. 411). Согласно гипотезе немецкого ученого, именно эти ри­туальные действа, имевшие место накануне хеб-седа, изображены и описаны в Драматическом папирусе из Рамессеума (ДПР), реальным же свидетельством их отправления является гробница в Баб эль-Хосане, которую Хельк считал кенотафом Ментухетепа I, где была по­хоронена хеб-седная статуя фараона (Helck, Ibid., Helck, 1977, с. 35-40). (Кенотафы в Египте).

Однако, ни одно из положений гипотезы ученого не может быть подтверждено фактами из египетской истории: реконструкция риту­алов из ДПР более чем сомнительна, на что в свое время, в 1956 го­ду, указывала еще М. Э. Матье (Матье, 1996, с. 129-130); что же ка­сается загадочного погребения в Баб эль-Хосане, то, согласно последним исследованиям, этот кенотаф не содержит никаких указа­ний на связь с празднованием хеб-седа (Arnold, 1974, с. 80-84).

В работах последних лет Хельк высказывал гипотезу, согласно ко­торой хеб-седный бег (Ритуальный бег фараона) фараона — централь­ное событие юбилея — представлял собой ритуализированную форму охоты вождя племени. Об этом, по его мнению, свидетельствует тот факт, что на всех известных изображениях хеб-седного бега фараон одет в короткую юбку, к которой сзади прикреплен хвост, являвший­ся частью одежды охотника. К ней же принадлежит и чехол для пени­са, одевавшийся фараоном во время бега — он скрывал член от злоб­ного взгляда убиваемого во время охоты животного. Кроме того, как отмечает ученый, на всех изображениях праздника торжественную процессию возглавляет жрец, несущий штандарт с изображением Упу-ата. В священном животном Хельк видит ритуализированный образ охотничьей собаки; активное участие изображения собаки в ритуале ученый объясняет важной ролью, которую играло это животное у охотничьих племен культуры Нагада II. Хельк считает, что ритуальная охота проходила в поросшей тростником зоне нильской долины, где дольше всего задерживается вода после разлива. По его мнению, именно эту зону означает слово sht, которое во многих сценах хеб-сед­ного бега, называемого dj śhtsp 4 «давание śht четыре раза», использу­ется для характеристики территории, обегаемой фараоном.

Смысл ритуальной охоты, по мнению немецкого ученого, заклю­чался в том, чтобы ее удачным проведением продемонстрировать силу и ловкость молодого претендента на верховную власть в племени, его умение добывать мясную пищу, от обилия которой столь сильно зависело благополучие общества охотников.

Однако через одно поколение (30 лет) эта сила исчерпывалась и новый, молодой вождь должен был стать во главе племени в качестве первого охотника. Его предшественник тайно «превращался» в «Великого Белого павиана», живущего в святилище мертвых. Это тайное событие первоначально не ритуализировалось, ритуальное выра­жение в виде бега царя получила лишь охота. Однако позднее ритуализируется также и тайное «исчезновение» «старого» правителя. Оно воплотилось в погребении царской статуи накануне хеб-седа, после чего царь продолжал правление в качестве молодого и полного сил наследника самого себя (Helck, 1987, с. 10).

По мнению Хелька, отсутствие каких-либо источников, описыва­ющих древний ритуал восхождения на трон в Египте, связано с тем, что в Тинитское время подобный ритуал не существовал вовсе. На­чало царствования отмечалось ритуальными действами, позже став­шими основой хеб-седных торжеств. Ритуал проводился раз в 30 лет и его центральным событием был бег царя, представлявший собой ритуализированную охоту (Op. cit., с. 18).

В последнее время в работах египтологов Э. Апхилла, В. Хелька, X. Альтенмюллера, В. Барты, В. Кайзера была предпринята попытка ре­конструкции ритуала царского юбилея. В силу того, что источники по этому празднику дошли во фрагментарном состоянии и относятся к разным эпохам, ученым пришлось пойти на ряд неизбежных условно­стей. В частности, реконструированный ими ритуал является некоей идеальной, вневременной моделью празднования царского юбилея. Основными источниками для подобной реконструкции послужили: рельефы из хеб-седного святилища Ниусерра в Абу-Гуробе (Kaiser, 1971, с. 87-105; Helck, 1987, с. 6-18), Драматический папирус Рамессеума (Helck, 1954a, с. 383-411; Altenmuller, 1965-1966, с. 419-442; Barta, 1976, с. 31-43; LA I, Sp. 1132-1140), изображения 1-го и 3-го юбилеев Аменхетепа III из гробницы Херуефа (The Tomb of Kheruef, 1980), ре­льефы из храма богини Бастет в Бубастисе, на которых изображен 1-й хеб-сед Осоркона II (Uphill, 1965, с. 365-383; Barta, 1978, с. 25-42).

На основании изучения рельефов с изображением ритуальных действ первого хеб-седа Осоркона II и путем сопоставления их с те­ми, что запечатлены на других, вышеуказанных хеб-седных памятни­ках, В. Барта осуществил реконструкцию ритуала царского юбилея. По мнению ученого, праздник состоял из следующих шести основ­ных ритуальных действ:

1) Начало праздника. Царь вместе с царицей покидает дворец. Впереди процессии не­сут штандарты «спутников Хора».

2) Ритуальное сидение на ложе с львиными головами. Царь приближается к ложу с львиными головами и садится на него.

3) Коронация и воздавание почестей. Царя венчают коронами Верхнего и Нижнего Египта. Затем он принимает знаки почитания со стороны подданных.

4) Посещение святилищ богов (статуи которых доставляли в сто­лицу для празднования юбилея) и хеб-седный бег.

а) царь посещает святилища верхнеегипетских богов и осуществ­ляет верхнеегипетский хеб-седный бег, следуя за штандартом Упуата.

б) царь посещает святилища нижнеегипетских богов, в частности святилище быка Аписа, который его сопровождает во время нижне­египетского хеб-седного бега.

5) Осмотр скота и принесение жертв богам. Перед сидящим на троне в хеб-седном павильоне фараоном прого­няют скот, который затем, вместе с другими дарами, преподносится:

а) богам Верхнего Египта;

6) богам Нижнего Египта.

6) Ритуальное сидение царя на носилках.

а) царь восседает на верхнеегипетских носилках, в его руке — ски­петр w3s. Он посещает верхнеегипетский культовый центр Нехен (в реальности — святилища богов Верхнего Египта), где приносит жерт­вы своим предкам (šmš.w hr); затем он выпускает четыре стрелы по сторонам света. Ему при этом помогают Гор и Сет.

б) царь восседает на нижнеегипетских носилках. Он посещает культовый центр Нижнего Египта Пе (святилища богов Нижнего Египта), где также совершает ритуал стрельбы из лука (Barta, 1978, с. 27-28).

Таким образом, согласно реконструкции Барты, первым (не считая торжественного выхода из дворца) и основополагающим ритуальным действом царского юбилея было сидение на ложе с львиными голова­ми. Во время этого действа царь в образе Камутефа «быка матери сво­ей» соединялся с материнским божеством, воплощенным в ложе с львиными головами, в результате чего происходило самозачатие и по­вторное рождение царя, дававшее ему новую жизненную силу для про­должения правления (Barta, 1975, с. 71-73; Barta, 1978, с. 35). Это риту­альное действо, согласно концепции Барты, являлось основным таинством праздника. Именно это действо, как считает ученый, изоб­ражено в храме Бастет на стене A (Barta, 1978, Илл. II, 4-8). Однако, по нашему мнению, предложенная Барты интерпретация действа, изображенного на стене А, как ритуального самозачатия ошибочна. На фраг­ментах 4-8 стены А фараон изображен в двойной короне, сидящим на троне tnt3t, ступени которого ориентированы по сторонам света. Оче­видно, в продолжение всего действа царь попеременно обращался ли­цом к югу, северу, западу и востоку. При этом два божества, ассоции­ровавшиеся с той или иной частью света, стояли ошую и одесную царя, возложив руки на его чело, тем самым, благословляя данную ему власть (Naville, 1892, с. 13). Регистром ниже изображена процессия жрецов, несущих штандарты богов, и вельмож (сохранилось изображение лишь двух визирей). Согласно фрагменту 9 той же стены, во время действа происходило «целование земли» вельможами, придворными и князья­ми Верхнего и Нижнего Египта. Это, безусловно, указывает на то, что на стене А изображена коронация фараона. Кроме того, весь круг действ, связанных с ритуальным возрождением, очевидно, обладал вы­сокой степенью сакральности, не допускавших присутствия большого числа участников и, тем более, не посвященных в таинство зрителей. По предположению В. Кайзера, эта часть ритуала хеб-седа, равно как и соответствующие действа мистерий Осириса, сознательно — очевид­но из-за опасения осквернения — детально не изображалась и подроб­но не описывалась в текстах (Kaiser, 1983, с. 287). Таким образом, ес­ли исходить из этого совершенно оправданного, на наш взгляд, предположения, рельефы стены А могли изображать лишь коронацию царя, ибо, как уже указывалось, все действа, запечатленные на этой стене и на связанной с ней композиционно стене D, проходили при участии большого числа высокопоставленных египетских вельмож, египетского народа и иноземцев (Uphill, 1965, с. 366).

Другим выражением идеи самозачатия, происходившего во время хеб-седа, по мнению Барты, было появление царя, сидящего на но­силках и держащего скипетр w3s, т. к. носилки были образом царской супруги, а голова животного s3, которая увенчивает скипетр w3s, яв­лялась символом не только царственности, но и половой силы Сета (Barta, 1975, с. 69).

После самозачатия через священный брак следовало подтвержде­ние богами Верхнего и Нижнего Египта прав фараона быть властите­лем страны и ритуальный бег, демонстрировавший его обновленную силу (Barta, Op. it., с. 70).

Впервые концепция самозачатия и повторного рождения, действ, которые якобы составляли тайный смысл ритуального сидения на ло­же с львиными головами, была сформулирована В. Кайзером. Им сделана попытка реконструкции ритуала хеб-седа, изображенного в т. н. малом хеб-седном святилище Ниусерра в Абу-Гуробе (Kaiser, 1971, с. 105). Однако сам ученый отмечал, что интерпретация сцены сидения на ложе с львиными головами представляет исключительную слож­ность в силу того, что ее изображения дошли лишь во фрагментарном виде (Op. cit., с. 101).

В отечественной египтологии наиболее подробное и обстоятель­ное исследование проблематики праздника сед было проведено М.Э. Матье. В своей работе ученый привел наиболее полный на момент из­дания статьи (1956) список хеб-седных памятников и предложил но­вый порядок расположения хеб-седных сцен в Праздничном зале Осоркона II в Бубастисе. Однако, исследование Матье не привнесло никаких новых идей в разработку «теории» хеб-седа. Следуя Ф. Питри, М. Мюррей, А. Море, исследователь считала праздник «пережит­ком, заменой некогда существовавшего в первобытном Египте риту­ального убийства предводителя племени» (Матье, 1996, с. 107). Матье, однако, не ссылается на Фрэзера, стремясь выяснить истоки празд­ника, а обосновывает свою концепцию данными полевых этнографи­ческих исследований среди племен Африки. «Этнографизм» концеп­ции Матье был «усилен и личными обстоятельствами — браком с Д.А. Ольдерогге, начинавшим как египтолог и ставшим впоследствии крупнейшим отечественным африканистом» (Большаков, 1996, с. 17).

«Витальная» теория хеб-седа основывается, как уже указывалось, на изображениях ритуала в храмах, где разворачивались основные события, и в гробницах чиновников, принимавших участие в празднич­ных торжествах. Действительно, перечисленные источники являются основными в изучении хеб-седа. Однако представляется очевидным, что изображения, которые были частью декоративной программы храма или гробницы, и не могут предложить никакой иной интерпре­тации событий, ибо тема обновления, возрождения являлась основ­ной темой храмового культа, а, следовательно, и темой храмовых изображений.

ЭТНОГРАФИЯ И ХЕБ-СЕД

Представление о хеб-седе как о пережитке некогда существовавшего среди племен, населявших долину Нила, обычая убийства правителя но достижении им определенного возраста или физического состояния возникло под влиянием сформулированной Фрэзером концеп­ции царя-колдуна, магически ответственного за урожай и племенное благополучие, и поэтому умерщвляемого и замещаемого молодым полным сил преемником.Фрэзер вышел из английской антропологической школы Э. Тэйлора и Э. Лэнга и, собственно, придерживался сформулированной этими учеными теории пережитков, согласно которой, то, что у «первобыт­ных» народов было живой мыслью или обычаем, могло у более циви­лизованных сохранятся в виде «пережитка» (Мелетинский, 1995, с. 24).

Основной концептуальной работой Фрэзера явилась книга «Золо­тая ветвь», в которой на протяжении двенадцати томов исследователь попытался прояснить ритуальный смысл упоминающегося в антич­ных источниках порядка замещения должности жреца при храме Ди­аны Арицийской в святилище Неми (древняя Италия). Занять эту должность можно было лишь убив жреца, который носил титул Царя Дерева и как таковой считался воплощением священного дуба. По­сле убийства противника, победитель должен был сломить ветку с од­ного из деревьев, росших в священной роще [5].

Однако для того, чтобы найти объяснение этому обычаю, автору не­обходимо было «заглянуть дальше в глубь веков…» (Фрэзер, 1984, с. 10). Скрупулезно проанализировав огромный исторический, этнографиче­ский и фольклорный материал, Фрэзер обнаружил, что обычай убие­ния царя-жреца существовал во всех обществах на определенной ста­дии их развития. Цареубийство было одним из способов поддержания вселенной в состоянии равновесия и определялось тем ключевым по­ложением, которое занимал правитель в примитивном обществе.

В соответствии с разработанной Фрэзером концепцией, царь-жрец обладал следующими качествами:

1. Властью над природой, причем эта власть действовала как со-шательно, так и помимо воли правителя.

2. Царь являлся динамическим центром вселенной.

3. Существование вселенной зависело от его поступков и здоро­вья его тела.

Это означало, что в случае естественной смерти душа человека-бо­га могла быть потеряна для его народа, что ставило под угрозу само существование и народа, и всего мира. В случае смерти от болезни ду­ша покидала тело, будучи слабой и изнуренной.

Убийством же правителя можно было добиться переселения его души в тело достойного преемника и тем самым избежать одряхления мира, которое наступало по мере старения царя-жреца (Seligman, 1934, с. 7).

Эта концепция в скором времени получила широкое признание в гуманитарных науках и стала универсальным ключом к объяснению многих малопонятных вопросов, связанных с фигурой правителя в примитивных и древних обществах. Не обошла стороной фрэзеровская концепция и египтологию. Английский археолог Ф. Питри, был одним из близких друзей этнографа и его главным информатором и консультантом в вопросах египтологии при написании Фрэзером пя­того тома «Золотой ветви», который получил название «Атис, Адонис, Осирис» (1907) и был посвящен исследованию египетской и передневосточной мифологии.

Питри был убежденным сторонником фрэзеровской концепции. Именно под влиянием идей «Золотой ветви» Питри впервые выдвинул гипотезу, согласно которой хеб-сед рассматривался как пережи­ток ритуала умерщвления царя-жреца, который существовал в «дикие доисторические времена» (Petrie, 1906, с. 380).

Разработка этой концепции была продолжена ученицей Питри М. Мюррей, которая выступала в соавторстве с Ч.Селигменом, эт­нографом начала XX века, изучавшим обитавшее в Судане племя шиллук[6].

Ученые пришли к выводу о том, что «Религия шиллуков в той или иной форме сохранила черты древнеегипетской религии. Сложно с точностью установить, проникла ли она из Египта при посредстве эфиопских жрецов или же являлась частью той прими­тивной религии, которая сохранилась до наших дней, однако жерт­воприношение шиллукских царей подтверждает, что жители доли­ны Нила верили в то, что их цари являлись воплощенными божествами, в чьей власти находилась вся жизнь и процветание об­щества» (Murray, 1914, с. 22).

В «Золотой ветви» Фрэзер интерпретировал царя-жреца шиллуков в качестве параллели античного жреца из святилища Дианы в Неми, который с оружием в руках денно и нощно охранял священную ветвь. Шиллуки населяли территорию вдоль берегов Нила и имели хозяйст­венный уклад смешанного типа, сочетавший земледелие, скотоводст­во и охоту. Территориальная близость Судана и Верхнего Египта, а также равенство стадий развития, на которых, как полагают ряд ав­торов, находилось племя шиллук и племена позднедодинастического Египта, было достаточным основанием для реконструкции древне­египетских ритуалов на основании этнографических наблюдений. В своей книге Селигмен пришел к выводу о том, что в 20-30 гг. XX ве­ка религией шиллуков являлся культ Ньяаканга, мифического пред­ка царей шиллуков. Культ зиждился на следующих верованиях: (1) каждый правящий царь почитался как воплощение Ньяканга; (2) жизнь и здоровье царя считались неразрывно связанными с благопо­лучием всего народа, всей страны. По верованиям шиллуков, если царь ослабеет, то скот начнет чахнуть, прекратится приплод, люди начнут умирать от болезней и несчастных случаев — словом все при­дет в упадок и страна погибнет. Поэтому принимались всевозможные меры к тому, чтобы царь не заболел, пока он молод. При первых же проявлениях упадка сил царя, признаками которого считались неспо­собность царя отразить внезапное нападение, а также понижение то­нуса его брачной жизни, царя убивали (Шаревская, 1964, с. 114-115; Seligman, 1932, с. 90).

Однако оказывается, что к такому выводу Селигмен пришел не на основании полевых исследований, а в результате кабинетных штудий фольклора шиллуков. При этом сами фольклорные данные были не од­нозначны, а их интерпретация затруднительна. Ученый пишет: «Хотя нет сомнений в том, что цари шиллуков ритуально умерщвлялись, лишь только проявлялись первые признаки старости или нездоровья, крайне сложно понять, что происходило во время самого ритуала, а большинство фольклорных памятников шиллуков ограничиваются лишь констатацией самого факта убийства правителя. Из них следует, что любой царский сын обладал правом попытаться убить правящего монарха и в случае успеха занять трон. Убийство могло произойти лишь ночью, ибо днем царь был постоянно окружен друзьями и охраной, и ни один возжелавший власти потомок не имел ни малейшего шанса преуспеть в своем желании. Ночью же положение царя было совершен­но иным. Один, без охраны, окруженный лишь женами он был вынуж­ден проводить время в неусыпной бдительности, при полном вооруже­нии следя за тенями, вслушиваясь в тишину, всматриваясь в темноту. Когда же появлялся соперник, битва проходила в гнетущем безмолвии, нарушаемом лишь ударами мечей, ибо почиталось за бесчестье для ца­ря взывать о помощи» (Seligman, Op. cit., с. 90-91).

Это леденящее кровь художественное описание убийства правя­щего монарха, напоминает финальные сцены фильма Ф. Копполы «Апокалипсис нашего времени», а также строки из «Поучения царя Аменемхата», составленного в правление XII династии и повествую­щей об убийстве фараона Аменемхета I: «И вот случилось это после ужина, когда наступила ночь и пришел час отдохновения от забот. Улегся я на ложе свое утомленный, и сердце мое погрузилось в сон. И внезапно раздалось бряцание оружия, и назвали имя мое. Тогда стал я подобен змее, детищу земли, в пустыне. И мгновенно я пробу­дился и узрел, что сражающиеся в опочивальне моей, а я одинок» (Повесть, 1978, с. 223)[7].

Реконструкция ритуального поединка, приведенная Селигменом, очевидно, является не более чем авторской фантазией, ибо, как следует со слов самого ученого, фольклорные источники не дают дета­лей ритуала. Во времена же, когда этнограф изучал шиллуков, риту­ал давно уже отошел в область преданий. В качестве пережитка со­хранился обычай царя спать только днем и бодрствовать ночью (Шаревская, 1964, с. 115). «Хотя многие опрошенные из племени ут­верждали, что это было именно так, нет никаких оснований утверж­дать, что выше описанный ритуал реально имел место в недавнем прошлом» (Seligman, Ibid.).

Что же касается недавних времен, то «ос­новная роль в убийстве reth (правителя шиллуков А.К.) принадлежа­ла ororo потомкам братьев Окало, пятого царя шиллуков. Среди по­священных шиллуков распространена вера в то, что их шестой царь Дувад был первым, кто был ритуально убит; согласно другой тради­ции Туго был первым умерщвленным правителем. Достоверной ин­формации относительно того, как происходило убийство reth в недав­нем прошлом, не существует. Говорят, что ororo и некоторые из племенных вождей объявляли царю его судьбу, после чего царя пре­провождали в специально построенную для этого случая хижину и душили. Причинами, которые заставляли ororo поступать таким об­разом, были болезненность правителя или его неспособность удовле­творить своих многочисленных жен, что считалось явным свидетель­ством физической немощи. Относительно последней причины существуют два свидетельства. Одно утверждает, что жены сами ду­шили reth, но мы не считаем это свидетельство заслуживающим до­верия. По другой версии, жены, заметив слабость своего супруга, со­общали об этом племенным вождям и вскоре получали от тех указание дать понять царственному мужу, что он приблизился к смер­ти. Считается, что таким знаком были куски тканей, которые жены обматывали вокруг лица и колен правителя во время его полуденно­го сна» (Ibid.).

«Если оставить в стороне эти разночтения, не вызывает особых со­мнений, что древний обычай заключался в том, что reth и одну до­стигшую брачного возраста девушку (возможно двух) препровождали в специальную хижину, дверь которой затем закладывалась, так что заключенные в доме не могли выбраться наружу. Оставленные без во­ды и питья, они умирали от голода и жажды» (Ibid.).

Любопытные свидетельства относительно убийства вождя, прак­тиковавшегося в суданском племени фазогли, приводит в своем письме, посланном из африканской экспедиции, знаменитый прус­ский египтолог Р. Лепсиус: «Его родственники и министры собираются вокруг него и объявляют, что поскольку ни мужчины, ни жен­щины, ни ослы, ни быки, ни домашняя птица не довольны более его правлением, ему лучше умереть. Иногда, в случае если царь не хочет понимать намека, его жена и мать требуют от него не пятнать свою честь неуважением к обычаю и смириться со своей участью. После этого царя душат согласно заведенному порядку» (Lepsius, 1853, с. 202-204).

Согласно другому свидетельству, царь встречал свою смерть во время ежегодного праздника, где решалось, должен ли он жить или обречен на умерщвление: «В племени фазогли ежегодный праздник, по своей природе схожий с сатурналиями, предварялся судом над ца­рем. Суд вершился перед домом правителя верховными людьми стра­ны. Царь сидел на царском месте, окруженный вооруженными людь­ми, готовыми привести в исполнение смертный приговор. Невдалеке к столбу привязывались шакал и собака. Судом обсуждались деяния царя в течение всего года, выслушивались жалобы, и в случае выне­сения обвинительного приговора царя казнили, а на его место из чле­нов царской семьи выбирался преемник. Однако если царя оправды­вали, люди оказывали ему знаки почитания и вместо него убивали шакала и собаку» (Frazer, 1911, с. 16). На основании приведенных свидетельств создается впечатление, что цари в суданских племенах шиллук и фазогли не обладали реаль­ной властью, а были лишь марионетками в руках племенной аристо­кратии, вольной по своему произволу убивать или оставлять в живых верховных правителей. Умерщвление царя отнюдь не было ритуалом, но лишь частью политической борьбы. Возможно, что в более древ­ние времена в племенах шиллук и фазогли правителей действитель­но убивали в ритуальных целях, но к тому моменту, когда эти пле­мена были изучены этнографами, цареубийство стало лишь элементом борьбы за власть. В пользу подобного предположения могут быть приведены свидетельства другого этнографа Э. Эванса-Притчарда о племени финго, обитавшем в том же Судане: «инфор­маторы профессора Эванса-Притчарда утверждали, что правитель может быть убит лишь родственником (и никем другим), который стремится занять его место, однако это может произойти лишь после того, как убийство будет санкционировано семейным советом, ибо сам акт представлялся не индивидуальным, а скорее коллектив­ным. Поэтому лишь те цари приговаривались к смерти, кто своим правлением вызвали неудовольствие своих родственников» (Evans-Pritchard, 1948, с. 94). Убийство, которое описывает Эванс-Притчард, могло быть осуществлено братом царя от одного отца, но от разных матерей, хотя сын брата матери или сын брата отца правителя также подходили для исполнения приговора. Между несколькими братья­ми, объединившимися для убийства царя, решалось кто из них зай­мет трон (Ibid.).

Убийца мог попытаться убить царя ночью или же ждать его вмес­те с сообщниками в засаде, надеясь на случай, когда тот будет один без охраны. Царь постоянно менял свою хижину для сна и не еди­ножды за ночь, позволяя себе спать лишь непродолжительное время и всегда под неусыпной охраной вооруженных рабов (Seligman, 1932, с. 427).

Когда принималось решение об убийстве царя, его будили посре­ди ночи сообщением о том, что снаружи стоит группа вооруженных мужчин. Царь и его воины бились насмерть, но все погибали от рук родственников и их слуг. Жен царя не убивали, они переходили к его брату (Ibid.).

Итак, среди тех свидетельств, которые приводит в своей книге Селигмен, ни одно не может быть трактовано как однозначное указание на существование у племен Судана ритуала убийства царя по причи­нам неполитическим, не связанным с борьбой за власть. Даже в про­цитированном письме Лепсиуса, хотя царя и приговаривают к смер­ти за то, что он перестал отвечать чаяниям племени и домашнего скота, это воспринимается скорее как предлог к смене власти, чем как реальная причина. Возможно, что здесь мы сталкиваемся с пережит­ком практиковавшегося некогда среди племен Судана обычая риту­ального убийства вождя племени, но как тогда на основании одного пережитка, не зная изначального ритуала, можно высказывать пред­положения о существовании пятью тысячами лет ранее другого пере­житка (хеб-седа).

Представляется, что основания для убийства верховного правите­ля в вышеприведенных примерах, взятых из африканской этногра­фии, не выходят за рамки тех причин, которые побудили Сета на! убийство своего брата Осириса.

Кроме того, современная этнология ограничивает использование I этнографического материала для реконструкции социальной и культовой истории догосударственных и раннегосударственных обществ. Как справедливо отметил исследователь А.О. Большаков, «…в истории изучения египетского мировоззрения был кратковременный «этнографический период», представлявший собой нечто вроде болезни роста, ибо происходившее было попыткой свернуть на путь, выгля­девший наиболее простым, но к которому не были готовы ни егип­тологи, ни этнографы» (Большаков, 1996, с. 17). По мнению иссле­дователя первобытного мира А.И. Першица, «на каком бы уровне отсталости ни находились отсталые народы современности, ни один из них не может представлять культуру, которой обладали первобыт­ные предшественники человека современного вида: вещный мир их культуры реконструируется археологически, духовный остается до сих пор на уровне более или менее правдоподобных философских разработок. Этнологический материал, конечно, привлекается в этих разработках, но его разрешающая способность сама стоит под вопро­сом, он играет скорее вспомогательную, иллюстративную роль» (Алексеев, Першиц, 1999, с. 23).

ИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ

Фрэзеровская мифологема царя-колдуна, разработанная в «Золотой ветви», была подвергнута критической оценке в ряде исследований мифологов и этнографов. Так, например, Дж. Фонтенроуз показывает, что концепция периодического умерщвления царей-жрецов и ри­туального обновления царского сана (по аналогии с умирающими и Воскресающими богами) основана на гетерогенном материале, что она сконструирована из отдельных этнографических фрагментов, взятых из разных культур, и нигде не зафиксирована целиком, во всех своих основных элементах (Мелетинский, 1995, с. 35).

Научный метод Фрэзера и ученых его школы был подвергнут острой критике со стороны Э. Эванс-Притчарда. По мнению исследователя, он сводился к накапливанию отрывочных кусков информа­ции, в случайном порядке, со всех концов света и формированию из них книг с цветистыми названиями типа: «Золотая ветвь» или «Мистическая Роза». В этих книгах, по мнению Эванс-Притчарда, был представлен кумулятивный образ, а точнее карикатура первобытного человека (Эванс-Притчард, 2004, с. 15). Научный метод подобных ученых он охарактеризовал как «Режь-и-склеивай» (Op. cit., с. 17).

Гетерогенность, как представляется, является наиболее уязвимым местом в доказательной системе тех, кто рассматривает хеб-сед как пережиток обычая периодического умерщвления царя-жреца. Свидетельства, приводимые в подтверждение этого тезиса, «выдергивают­ся» из всех эпох вне зависимости от исторического контекста. Рас­смотрим здесь часто приводимое сторонниками «витальной» теории свидетельство античных авторов об обычае цареубийства, бытовав­шем в Мероэ: «Царями они (жители Мероэ) выбирают людей, выда­ющихся красотой, или отличающихся умением разводить скот, муже­ством или богатством. В Мероэ издревле самое высокое положение занимали жрецы, которые иногда даже через вестника приказывали царю умереть и назначали на его место другого. Впоследствии же один из царей уничтожил этот обычай; он напал с вооруженными людьми на святилище, где находился золотой ларец, и перебил всех жрецов» (Strab. XVII, 2,3). Более подробно обычай цареубийства опи­сывает Диодор Сицилийский: «Из всех обычаев наиболее необычны те, что касаются смерти царя. В Мероэ жрецы, отправляющие культ богов, пользуются неограниченной властью, ибо они могут, если им придет такая мысль в голову, отправить к царю посланца и приказать ему умереть. Они объявляют, что такова воля богов и что слабые сы­ны человеческие не должны презирать повеление бессмертных. Они приводили и другие причины, воспринимаемые всегда с доверием простым умом, воспитанным в древних традициях, от которых он не может освободиться, и не способным даже найти возражения против столь произвольных распоряжений. Таким образом, в предшество­вавшие века цари были подчинены жрецам не силою оружия, но под влиянием суеверного страха. Однако во время правления Птолемея II царь Эфиопии Эргамен[8], взращенный в греческой школе и получив­ший философское образование, первый осмелился не убояться этих предрассудков. Приняв решение, достойное царя, он вместе со свои­ми солдатами проник в золотое святилище эфиопов и перебил всех жрецов. Упразднив этот обычай, он управлял делами по своему жела­нию (Diod. Ill, 6). По мнению И.С. Кацнельсона, «приговор царю в Куше, выносимый жрецами и основывавшийся на обычном праве и представлениях о царе как носителе плодородия и благополучия народа, имел в большинстве случаев политическую подоплеку» (Кац­нельсон, 1970, с. 355).

Снорри Стурлусон, исландский поэт-скальд ХП-ХШ вв., написал и саге об Инглингах: «Домальди наследовал отцу своему Висбуру и правил страной. В его дни в Швеции были неурожаи и голод. Шве­ды совершали большие жертвоприношения в Уппсале. В первую осень они приносили в жертву быков. Но голод не уменьшился. Во вторую осень они стали приносить человеческие жертвы. Но голод был все такой же, если не хуже. На третью осень много шведов со­бралось в Уппсалу, где должно было проходить жертвоприношение. Вожди их стали совещаться и порешили, что в неурожае виноват До­мальди и что надо принести его в жертву — напасть на него, убить и обагрить алтарь его кровью. Это и было сделано» (Снорри Стурлусон, Сага об Инглингах, XV).

У античных авторов есть указания на суще­ствования подобных представлений и у египтян. Так Аммиан Мар-целлин, римский историк IV в. н.э., современник и биограф знаме­нитого Юлиана Отступника, писал о нравах бургунов: «Цари носят у них одно общее имя «гендинос» и по старинному обычаю теряют свою власть, если случится неудача на войне под их командованием, или постигнет их землю неурожай. Точно так же и египтяне обычно возлагают вину за такие несчастья на своих правителей» (Amm. Marc. XXVIII, 5,14).

Вышеприведенные свидетельства составляют лишь малую толику в том гигантском фактологическом материале, который был собран Фрэзером и его последователями. Ученый, несомненно, обнаружил «интересный этнографический феномен» (Мелетинский, 1995, с. 35), отрицать существование которого было бы ошибочно, однако вре­менная и пространственная универсализация открытого феномена привела к тому, что в ряде культур, как, например, в египетской, ма­териал был механически притянут к готовому каркасу концепции. При этом для доказательства наличия в Египте обычая умерщвления правителей, как мы видим, используются все виды свидетельств за исключением собственно египетских. Это в первую очередь и позво­ляет усомниться в возможностях «работы» фрэзеровской схемы на египетском материале.

Алексей Крол. «Египет первых фараонов» — М.: Рудомино, 2005г. — 47-75 с.

---

[1] Здесь и далее перевод имен правителей раннединастического периода дается по книге История Древнего Востока, где раздел по истории древнего Египта был написан Ю.Я. Перепелкиным.

[2] Интересно отметить, что по-древнеегипетски одним и тем же словом śt.t означались как страны, лежащие севернее Египта (Азия), так и остров Сехель в районе Элефантины (Wb. IV. с. 348), где пролегала граница между первым Верхнеегипетским номом и Нижней Нубией (Вават). На наш взгляд, это свидетельствует о неком «единстве» восприятия египтянами южной и северной границ страны.

[3] Е.В. Черезов, однако, переводит эту запись как «Наполнение (?) номов (?) всеми подданными Запада, Севера и Востока. (Черезов, 2001b, с. 336). По мнению исследователя, такой перевод может свидетельствовать о любопыт­ном факте переселения жителей Дельты («подданных») в другие номы. (Черезов, Op. cit., с. 349).

[4] Противники гипотезы Эмери о том, что царский некрополь Тинитско­го периода находился в Саккара, считают, что гробница №3038 принадлежа­ла вельможе Небитка, чье имя было начертано на кувшинах и других предме­тах, найденных в захоронении (Wilkinson, 2001, с. 78).

[5] В священной роще росло дерево, и вокруг него весь день до глубокой ночи крадущейся походкой ходила мрачная фигура человека. Он держал в ру­ке обнаженный меч и внимательно оглядывался вокруг, как будто в любой момент ожидал нападения врага. Это и был убийца-жрец, а тот, кого он до­жидался, должен был рано или поздно тоже убить его и занять его место. Та­ков был закон святилища. Претендент на место жреца мог добиться его толь­ко одним способом — убив своего предшественника, и удерживал он эту должность до тех пор, пока его не убивал более сильный и ловкий конкурент» (Фрэзер, 1984, с. 9).

[6] Шиллуки принадлежат к северным нилотам — группе народов нило-сахарской языковой ветви, живущих в южном Судане, Эфиопии, северной Уганде. К северным нилотам, помимо шиллук также относятся нуэр, луо, динка.

[7] Интересно отметить, что по мнению швейцарских египтологов Э. Хор-Нунга и Э. Стехелин убийство Аменемхета I было напрямую связано с готовящимся празднованием хеб-седа. В своих рассуждениях исследователи ос­новываются на сведении, подчерпнутом из другого литературного памятника «Рассказ Синухе», что покушение на фараона было предпринято на 30-м году его правления. По мысли Хорнунга и Стехелин, заговорщики выбрали для осуществления своих замыслов время накануне празднования хеб-седа, надеялись, что магическая сила правителя, истощенная тридцатью годами правле­ния, не сможет его защитить (Hornung, Staehelin, 1974, с. 59). По той же при­чине, как считают исследователи, неудачное покушение на жизнь Рамзеса III было предпринято на 30-м году правления фараона в момент подготовки к хеб-седным торжествам. (Hornung, Staehelin, Op. cit., с. 60). К сожалению, эта, безусловно, изящная, хотя и в высшей степени спекулятивная гипотеза не может быть подтверждена надежными фактами (Gundlach, 1994, с. 169; Obsomer, 1995, с. 252).

[8] Аркамон или Эргамен. В качестве наследника мероитского престола пребывал при дворе Птолемеев в Александрии. Знакомство с греческой куль­турой, очевидно, помогло Аркамону избавиться от ряда догм традиционной культуры древнего Судана и, прежде всего, от той, что давала жрецам право распоряжаться жизнью и смертью царя (Кацнельсон, 1967, с. 59).

[*] Исследователь Д.Б. Прусаков, пытаясь нарочисто архаизировать перевод имени Хора Аха, назвал второго правителя I династии «Боешником», хотя такое слово явно отсутствует и в современном, и в старом словарях русского языка