Жан Юайотт «Таинственный мир сынов Ра»

Испещренные иероглифами грандиозные храмы и надгробные памятники Древнего Египта приводят в изумление современного человека, которому не так просто понять их значение и смысл. Даже древние греки, стоящие по времени гораздо ближе к египтянам, считали пирамиды Гизы всего лишь нелепой и гнетущей демонстрацией царского тщеславия. Как бы то ни было, эти памятники воскрешают для нас былое величие, а тягостное впечатление проходит, когда начинаешь воспринимать их как свидетельство особого мироощущения древних египтян, помогавшего им решать свои социальные проблемы. Это своеобразное воплощение образа мыслей и действий — столь странного и в то же время столь близкого нам.

То, что не вмещается в рамки человеческой жизни, нельзя мерить обычной меркой. Быть может, несколько разных образов, несколько священных толкований, взятых в совокупности, помогут нам понять одни и те же процессы и явления. Непроницаемое и непостижимое небо — это и океан, и крыша, и корова, и женское тело. Причем любой традиционный образ вполне оправдан, несмотря на все их кажущееся несходство, и каждый из них дает ключ к постижению, приобщению к миру богов.

Различие подходов часто находит свое выражение в дуализме мышления, сводящем целое к единству и борьбе двух начал, которые отражаются и в двойственном характере царской власти, и в противопоставлении черной земли и белого песка пустыни. Верхнего и Нижнего Египта.

Кроме того, не следует путать язык, письменность и образы с традиционной символикой. Между предметом и его определением есть взаимосвязь. Таким образом, слова воплощают предметы и явления — отсюда значение игры слов в историях о сотворении мира, — а речь упорядочивает их. Это два принципа «магического» мышления. Однако слова богов — иероглифическая система письма, составленная из картинок, срисованных с натуры, возникшая одновременно с графическим искусством Древнего Египта, — представляли собой отражение реальности. Изображение живого существа, непременно сопровождающееся его именем, становится как бы сдвоенным. Почти маниакальная страсть заключать реальность в рамки устойчивых вербальных и графических символов, дабы закрепить ее с помощью одной из высших форм волшебства, — вот основная черта древнеегипетской культуры времен фараонов, объясняющая природу ее удивительных памятников и надписей.

Горизонт египтян простирался от узкой полоски чернозема (та-кемет, а отсюда и коптское название Египта — Кеми), образованного наносами ила в долине Нила, до Красной земли (дешерт), бескрайней Сахары с ее безжизненными холмами. Темная земля — родина людей, место, где всходят посевы, знакомое и надежное. От Красной земли веет страхом и неизвестностью. В ней обитают воинственные орды варваров; оттуда, из глубины пустыни или с ее окраин, совершают они свои захватнические набеги. Но, помимо этого, пустыня убивает своей безысходностью: солнце рождается и умирает на ее бескрайнем горизонте, ее вечные камни и чистые пески — надежное прибежище смерти и место, где происходит невидимое возрождение. Бесконечная водная пучина окружает твердь мироздания; на Земле эти воды принимают форму морей; они наполняют небесный свод, по которому прокладывают свой путь звезды; они питают русло подземной реки (по ночам солнце плывет по ней с Запада на Восток) и каждый год заново омывают землю, разливаясь по ней паводком Нила.

Населенный загадочными, погруженными в сон существами, этот океан, этот | мир тьмы заполняет собой все пространство Вселенной до тех пор, пока солнце, Атум-Ра, не поднимется над ней, оттеснив назад густой мрак. С высоты своего холма бог дал форму окружающему миру, вдохнул в него воздух, свет и жизнь, вступив в бой с силами бездны. Потом он создал богов и людей, животных и растения. Но это было лишь начало. Каждый вечер бог солнца становился стариком: каждое утро, вновь помолодевший, омытый в водах вечности, он снова создавал мир и вступал в схватку, но каждый день огромный змей Апоп гнал солнце к закату. Человечество восстало, заставив Ра подняться в небо, но он продолжал охранять порядок, маат, им установленный и ставший его жизнью. И вот всем живым существам приходится стареть и вновь становиться молодыми здесь, на Земле, подобно солнцу, подчиняясь бесконечному круговращению жизни (нехех), пока их не коснется перст смерти и они не войдут, как Осирис, в застывшее царство мертвых (джет). Когда же и Атум вернется к своему изначальному покою, время и пространство перестанут существовать.

Несколько разных мифов и толкований каждый по-своему рассказывают об одном, едином для всех Творце. Согласно главенствующему учению, зародившемуся в Гелиополе, именно Атум-Ра указал каждой вещи ее место, однако жрецы Мемфиса утверждали, что первым появился Птах (Земля), который и создал небо и пустил по нему солнце. Мудрецы говорили, что он выносил идею сотворения мира в своем сердце (а сердце — «седалище мысли») и дал ей жизнь движением языка (своим животворящим словом).

Во времена фараонов деление всего сущего на мужское и женское начало считалось неотъемлемой чертой жизни, причем к этому пришли задолго до того, как гимны Нового царства воспели Бога как мать и отца. Два мифа — «Камутеф» и «Глаз Pa» — показывают место женщины в египетском мироздании. В обоих главный бог имеет спутницу, являющуюся для него одновременно дочерью, женой и матерью, которая произвела его на свет и от него же забеременела; этот бог сам дал начало своей жизни, оплодотворив свою мать (Камутеф). Богиня-спутница стала его глазами, источником огня и света, и когда она в гневе покинула бога, тому пришлось ее умиротворять. Воплощая двойственность священных образов, женское божество могло быть и доброй Хатор, богиней чувственных наслаждений и веселья, и опасной Сехмет, львицей — вестницей беды и коброй, способной останавливать врагов и грешников.

Две божественные четы, созданные Творцом, олицетворяют физическое устройство мира. Это — воздух и свет-огонь, земля и небо. Боги следующего поколения, стоящие ближе к человеку, сами во многом напоминают людей своей борьбой за власть и смертью. Убитый Сетом Осирис с помощью Исиды и Нефтиды обрел новую жизнь, восторжествовав над смертью и став повелителем царства мертвых. Его сын Гор, рожденный после смерти отца, стал властелином Земли, победив родного дядю — Сета, который хотя и был вечным «нарушителем спокойствия», но в те времена еще не отождествлялся с высшей силой зла и был фигурой неоднозначной. Его божественная ярость настигала с неотвратимостью судьбы, заставляя живых поворачиваться навстречу вечности и помогая Ра и фараону одерживать верх над иноземцами и змеем бездны. О Сете рождались самые различные легенды. Так, в одной из них Гор и Сет делили между собой власть над Темной и Красной землей, в другой — Сет стал властелином Юга, а Гор — Севера (неразрывно связанных между собой); но чаще всего Гор представал изгоняющим Сета и воцаряющимся над теперь уже навсегда упорядоченным миром.

Все эти идеи и образы служили фундаментом тому обожествлению власти, которым проникнуты история и культура эпохи, вполне обоснованно определяемой историками как эпоха фараонов. Словом «фараон», дошедшим до нас благодаря Библии, называют только царей Древнего Египта. Через фараона утверждается на Земле высший божественный порядок, в нем одном сосредоточены силы, питающие экономическую, общественную и политическую жизнь государства. Сначала как воплощение Гора, потом, во времена великих пирамид, как сын Ра, «истинный бог», он выполнял роль тех богов, чьим преемником и служителем он был. В нем наконец соединились Гор и Сет. Воцарение фараона знаменовало собой новое пришествие Гора, новый восход солнца и зарю новой эры. Он поддерживал маат и обеспечивал безопасность подданных, обращая в бегство варваров и утверждая свою власть по всей долине Нила. Он один имел сверхъестественную силу, которая всегда приносила ему победу на поле брани и делала его мудрым в политике. Только он мог издавать законы и назначать на любую должность. Посвященный во все таинства и обладавший высокой культурой фараон с помощью искусства и религиозных обрядов поддерживал жизнь богов.

Доктрина, обосновывающая законность царской власти, исходила не из права наследования, а из божественного предопределения, богоизбранничества, отражением которого была легенда о рождении фараона от бога (миф о зачатии земной женщиной сына божия). Как только на него возлагали корону и над его челом застывала кобра, новый Гор занимал свое место среди других богов. Он уходил в вечность как неземное существо. Его гробница, равно как и все погребальные церемонии, подчеркивали пропасть, лежавшую между фараоном и всем остальным человечеством. Пример тому — пирамиды Древнего и Нового царств, огромные заупокойные храмы фараонов, высеченные скальные гробницы в Долине царей и «Убежище на миллион лет» Нового царства. Одним из немногих Социальных завоеваний простых людей за всю историю Древнего Египта была отмена погребальных привилегий, имевшая место каждый раз в период распада, когда центральная власть ослабевала. Правда, каждая новая династия, восстанавливавшая единство монархии, изобретала новые разграничения.

Конечно, в Египте не было и зачатков демократии или хотя бы ее теоретического осмысления. У египтян достигла наивысшего развития, став элементом древнеегипетской космогонии, система, по которой вся земная власть отдавалась в одни руки. Не слишком склонные к абстрактным рассуждениям египтяне «до-философского периода» не знали слов, обозначавших такие понятия, как государство и нация, они просто наделяли царственного посланца солнца всеми атрибутами государства. Различные определения, относившиеся к фараону, не распространялись ни на каких других царей; говоря о фараоне, древние египтяне выражали свое сокровенное национальное чувство, хотя в то же время прекрасно знали, что их повелитель, несмотря на всю свою божественность, не лишен физических и духовных слабостей, присущих роду человеческому. Жрецы и писцы, воспитывая в народе дух верноподданничества, в конце концов признали монархическую власть вселенской, что позволяло легче мириться с иноземными государями как с представителями некоей всемирной империи. Так принял Египет древнеперсидских царей Кембиза и Дария, Александра Македонского и римского императора Августа.

Это монолитное общество, воспевавшее в своих гимнах единство творения и тайну творца, было в то же время крайне политеистическим и фанатичным в своем идолопоклонстве. Египтяне признавали всех богов, с незапамятных времен почитавшихся разными местными традициями. У каждого из них были свое имя, своя история, основные атрибуты и символика, делавшие его единственным в своем роде. Жители каждого города глубоко чтили покровительствующее им божество, от которого зависело их благоденствие. В то же время все эти боги и богини считались родителями фараона и его покровителями, а он в свою очередь становился хранителем их культов.

Со временем весь этот обширный пантеон был подчинен определенной логике, в соответствии с которой появилась некая божественная иерархия. Теперь главное божество любой провинции считалось воплощением солнца, что отразилось и на их именах: Амон-Ра, Монту-Ра, Себек-Ра. Ведь, по сути дела, боги всегда являются воплощением или творением одного, стоящего над всеми Бога, а индивидуальность каждого из них определяется его ролью в официальных обрядах и местных религиозных церемониях; с их помощью люди надеются приблизиться к Высшему Божеству, снисходящему до них в своих созданиях. Реформа знаменитого фараона-просветителя Эхнатона, отменившего все культы, кроме поклонения солнечному диску (богу Атону), не имела успеха главным образом потому, что политеизм, по сути дела, сформировал не только религиозную терпимость египтян, но и общественно-экономическую структуру государства.

Какое же место занимали простые смертные в этом мире, где судьба всего сущего определялась взаимодействием между единственным человеком, созданным из плоти и крови, — фараоном, и сонмом богов? В отличие от других народов, населявших в древности Ближний Восток, жизнь египтян была на редкость «современной». Все люди были здесь равны перед Создателем и, как правило, объясняли свои достижения мудрым выбором фараона. Между государством и отдельной личностью не стояли ни узаконенная аристократия, ни промежуточные инстанции. Человека определяло имя его родителей и титул, соответствовавший его месту в административной системе. Мужчина и женщина были равны перед законом, хотя женщина обычно входила в дом мужа, где ей отводилась почетная роль «хозяйки дома», исполнение которой и становилось ее основным занятием. Египтяне ценили радости семейной жизни, что нашло отражение в рисунках и надписях на стенах гробниц и в литературных памятниках. Детей заводили охотно, о них заботились, причем не с целью продолжения рода, а просто ради счастья, которое они приносили, и памятуя о том, что когда-нибудь именно они смогут дать своим родителям новую жизнь, исполнив погребальные ритуалы. Каждая деревня представляла собой сплоченную общину.

Правила маат предписывали имущим помогать неимущим, а книги древнеегипетских мудрецов за три тысячи лет до нашей эры говорили о милосердии и милостыни теми же словами, которые зазвучат позднее из уст потомков Авраама. Они приучали к культуре поведения, сдержанности и внешней скромности — одним словом, к той дисциплине, ярчайшим свидетельством которой служат статуи и рисунки, изображающие фараонов.

Всепроникающее посредничество фараона ни в коей мере не исключало для египтян возможности самим обращаться к богам. Конечно, простые смертные, если только они не были жрецами, никогда не входили в ограду главных храмов, которые были своего рода «фабриками» по поддержанию жизнедеятельности Вселенной; но у дверей святынь, в деревенских молельнях и в глубине своего собственного сердца люди молились тем богам, каким хотели, и обращались за советом к своим оракулам, когда случалось заболеть или возникали трудности в делах. Кроме того, они верили в магическую силу имен, надписей и изображений, с помощью которых можно было обрести себе божественного покровителя на всю жизнь. Статуя или обелиск, установленные в святом месте, превращали того, кто их воздвиг, в постоянного спутника божества, которому они посвящались; кроме того, этот человек получал возможность как бы привлекать на себя часть тех благ, которые этот бог изливал на фараона в ответ на его жертвоприношения, тем самым обеспечивая себе долголетие, процветание и достойное место в загробном мире.

Это была единственная сфера, в которой древнеегипетское мировоззрение, сконцентрированное на власти фараона, оставляло простым людям возможность самовыражения, и они, призвав на помощь всю магическую силу искусства, письма и обряда, старались увековечить свои мумии, имена, свою покидающую тело душу (каи) и свою жизненную силу (ко). Их ждала вечная жизнь, поистине царская (каждый превратится в Осириса) и поистине божественная (каждый станет спутником солнца). Со времен Среднего царства считалось, что достижение этого блаженства зависит от личных качеств человека. И пусть в храмах только фараон мог говорить от лица всего человечества, зато каждый египтянин, в зависимости от своих средств и заслуг, мог выразить себя, воздвигнув собственную гробницу.

Цивилизация сынов Ра достигла своего первого расцвета в 3-м тысячелетии до н.э. Мир фараонов нашел реальное воплощение в многочисленных пирамидах, которыми буквально усеян район Мемфиса на границе Верхнего и Нижнего Египта. При каждом новом правителе египтяне осваивали все новые плодородные участки долины Нила, а на краю пустыни строилась столица — город-храм, в котором царствующий фараон, а вернее, воплотившийся в его лице Гор совершал службу богам. Святая святых этого храма — пирамида, символизирующая могильный холм и в то же время извечное движение солнца, благодаря которому возрождается Осирис. А вокруг — пестрящие изображениями повседневной жизни гробницы царских сыновей и министров, жрецов и хранителей пирамид, образующие своеобразный город мертвых, возвышающийся над городом живых. Цепь пирамид, эту удивительную летопись покорения земли, прежде всего следует рассматривать как отражение древнеегипетского понимания устройства мироздания, а уж потом как поразительное, единственное в мире собрание мавзолеев, которыми мы сегодня так восхищаемся.

Жан Юайотт (Франция) — специалист по истории Древнего Египта времен последних династий. В настоящее время руководитель Практической школы высшего образования в Париже, до 1985 г. возглавлял экспедицию французских археологов, принимавшую участие в раскопках в Танисе. Автор ряда публикаций, в том числе «Les tresors des pharaons» (1968) и в соавторстве с П. Вернусом «Dictionnaire des pharaons» (1988).